Антидопинговая программа в теннисе
2024 • Москва
Публикуем вторую часть интервью президента Федерации тенниса России Шамиля Анвяровича Тарпищева. О женском теннисе, Олимпиаде в Токио, критике Федерации и другом.
- В нынешнем году мы вновь говорим о Дарье Касаткиной. У нее уже два титула в сезоне, она демонстрирует хорошую игру. Как вы оцените возрождения Касаткиной, если так можно сказать, и ее перспективы?
- Касаткина давно обратила на себя внимание, еще когда выигрывала «Ролан Гаррос» для игроков до 18 лет. Она прельщала умной, интересной и созидательной игрой на корте. Она одна из немногих спортсменов, которые играют в интеллектуальный теннис. Ее карьера шла по восходящей, словом, Даша радовала своей игрой. На Олимпиаде в Рио, даже могла вместе со Светланой Кузнецовой зацепиться за бронзу в парном разряде.
Ничего не предвещало тех катаклизмов, которые с ней потом произошли. Думаю, во многом, это проблема окружения и неправильного устройства турнирного календаря. То есть, в какой-то момент объем тренировочных нагрузок и ошибки, допущенные в тренировочном процессе, просто задавили психологически. Она сломалась внутренне. И это состояние продолжалось больше двух лет.
К счастью, сейчас она смогла преодолеть это давление. Однако, времени было потеряно много. Сейчас уже можно говорить о задачах, которые она должна перед собой ставить, при той игре, которой она владеет.
Во-первых, это улучшение подачи. Потому что та скорость, с которой она подает, не соответствует уровню мировой десятки. Во-вторых, работать над тем, чтобы при её созидательной игре и умной и творческой голове, нагнетать скорость полета мяча. Это дается гораздо сложнее. В пример, кстати, можно привести того же Аслана Карацева. Даша из тех людей, которые больше любят выигрывать за счет умного розыгрыша, что, естественно, требует больше времени. То же самое было у Аслана. И преодолеть эту ситуацию, сделать так, чтобы мяч от тебя летел быстрее, знаете, такое собирается буквально по крупицам.
Если она серьезно настроена, то это реально сделать. Тогда и результаты пойдут вверх.
- Шамиль Анвярович, давайте поговорим о нововведении в розыгрыше «Кубка Дэвиса». Теперь финальный этап пройдет в трех странах. Вы к этому как относитесь?
- Дело в том, что это веяние времени. В данной ситуации - это поиск наилучшего решения. Хотя лично я считал и считаю, что исторически сложившийся вариант, который был, он более интересный и престижный для любой страны. Ведь, прежде всего, это развитие тенниса в тех странах, где проходили матчи «Кубка Дэвиса». Это происходит неминуемо.
Помню, Джокович выступал против старого формата. С той позиции, что это мешает индивидуальному рейтингу, календарю и т.д. Связано это было с тем, что ты поздно узнаешь команду, с которой будешь играть. А это может оказаться вообще на другом континенте. Что, безусловно, мешает личному календарю. Адаптироваться за неделю, вернуться обратно на турниры, если это за океаном, например, это потеря двух-трех результатов на ближайших соревнованиях.
Новак – мой хороший друг. И у него поменялось мнение, когда они выиграли финальный матч «Кубка Дэвиса» у Франции (2010 год. Сербия – Франция 3:2, - прим. ред.). Сербы играли дома, я был там гостем по приглашению Федерации Сербии. И они тогда выиграли, впервые стали обладателями этого трофея. Помню, я зашел в раздевалку после решающего матча. Новак увидел меня, взял свою игровую ракетку, написал на ручке «За братство с Россией» и передал мне (смеется). Суть в том, что у него моментально поменялось в голове восприятие того формата «Кубка Дэвиса». Он ведь тогда реально стал национальным героем. Естественно, сразу стало и другое отношение.
Кстати, аналогичная ситуация была, когда у нас Сафин и Кафельников не хотели играть на Олимпиаде. Это было перед Сиднеем. Считалось, что турниры «Большого Шлема» выше по статусу, чем Олимпийские игры. Только со временем пришло осознание, что олимпийский чемпион – это навсегда, навечно. Олимпийский чемпион не имеет приставки «экс». И значимость для стран, не для тенниса, а именно для государств, у победы на Олимпиаде гораздо выше любых других соревнований. Ко мне как-то подошел Мечирж (Милослав Мечирж – чемпион Олимпийских Игр 1988 года в Сеуле в одиночном разряде, - прим. ред.) и говорит, ты уговори Кафельникова и Сафина, чтобы они выступили на Играх. Они просто не понимают, что это такое.
Так что, возвращаясь к нашему вопросу, все это вопрос формата и его восприятия. Все старое поколение за старый формат. В том числе Род Левер, Кен Розуолл, Джон Ньюкомб и другие, а новое поколение за тот формат, который есть сейчас. С чем это связано? Если взять теннис в общем, то средний возраст любителей тенниса значительно вырос. Молодежь не любит длинных матчей. Теннис остался единственным видом, где матч не лимитирован по времени. Ты можешь играть полтора часа, а можешь и пять часов. У меня, в свое время, матч был, который продолжался 9 часов и пятнадцать минут. А рекорд – 11 часов 5 минут. Николя Маю и Джон Изнер играли несколько дней на Уимблдоне, встреча завершилась со счетом 70:68 в решающем сете.
А молодежи нужен адреналин. И с этой точки зрения, ни одна из теннисных организаций не нашла золотой середины. Поэтому и пробуют постоянно разные варианты – NextGen, где из четырех геймов играют сет, форматы тай-брейков, или делают шоу из одного сета. Идет поиск.
Почему, например, усреднили покрытия и, соответственно, отскок мяча? Потому что раньше, за всю историю, четыре турнира «Большого Шлема» за сезон у мужчин выигрывали только два человека. Род Левер (1962, 1969) и Дональд Бадж (1938). Дело в том, что раньше были другие покрытия. Трава была быстрая, не как сейчас. А сейчас ржаной посев, трава стала более жесткой, отскок медленнее. И «земляные» теннисисты играют на траве, практически как на грунте.
Раньше так было нельзя. Было четкое деление: земляные игроки и игроки на быстрых покрытиях. И игроки, специализирующиеся на грунте, не достигали результатов на траве. Потому что было как: подача, выход к сетке, игра слета. Сзади просто не успевали играть. А быстрые игроки, наоборот, не любили долгие розыгрыши на земле, они не справлялись, потому что привыкли к быстрым покрытиям. И сейчас это все усреднили. Вроде, и легче стало играть любому игроку на всех покрытиях, но, с другой стороны, не соответствуют возможности организма интенсивности календаря.
36-38 недель в году играют турниры. У молодежи не получается выбирать себе соревнования, потому что они постоянно в погоне за очками находятся. Ведущие игроки могут себе позволить выбирать, где играть, а где нет. А молодые, чтобы пробиться в элиту, вынуждены играть от начала до конца. И это приводит к большому травматизму среди молодых. Многие заканчивают свои карьеры в раннем возрасте.
Это я к тому, что «Кубок Дэвиса» попадает в такую ситуацию, когда нет фиксированного международного календаря, нет фиксированных условий для всех. Поэтому нельзя говорить, что это оптимальный формат. Еще один момент. Если играют в трех странах, то там могут насладиться теннисом, а остальные все смотрят по телевизору. Получается очень много и других спорных вопросов. И, опять же, о чем мы говорили, веяние времени. То есть, «Кубок Дэвис» еще не нашел тот формат, который был бы оптимальным. Я так считаю.
- Шамиль Анвяровович, перейдем к женскому теннису. Расскажите, как обстоят дела у российских теннисисток сейчас?
- У нас смена поколений в женском теннисе еще не произошла. Вообще, надо сказать, что первые ракетки и игроки ТОП-10 – это «штучный товар», образно говоря. Чемпионы, которые имеют чемпионское долголетие, в теннисе рождаются редко. Я уже говорил про ротацию у молодежи. Молодежь не может прорваться. Кто может себе позволить играть 36 недель в потогонной системе?
Например, Сафин, играя последний год, 8 раз пересек океан. Это же еще и вопрос здоровья, не только результатов. Если говорить о женском теннисе, то там текучесть больше, чем у ребят. Женщины раньше заканчивают играть, как правило. Выходят замуж, воспитывают детей, меняют образ жизни. Я бы даже уточнил, что большая текучесть идет до ТОП-50, потому что там уже понимают, что не получается достичь результата и меняют жизненные приоритеты - уходят в семью, становятся матерями. А кто попадает в элиту, естественно, играют дольше.
Теперь о наших девушках. Знаете, никто не задумывается, но если результаты, что есть сейчас, были бы в середине 80-х, то это считалось бы очень здорово. У нас 5 человек c 30 по 50 места в рейтинге WTA. В лучшие года было больше 20 в ТОП-100.
Сегодня больше всего страдает резерв. Есть элитные турниры, хочешь не хочешь, но спонсоры и международные организации готовы их проводить, потому что это реклама, заработки. Но молодежно-юношеский календарь (до 21 года), он, большому счету, закрыт, будем так говорить. Из-за пандемии. Это делает практически невозможным рост мастерства молодых игроков уже полтора года. Им просто негде играть, и много других проблем.
У нас смена поколений, конечно, затянулась. Мы испытываем проблемы с женщинами. Сейчас технологии находятся на высочайшем уровне, просчитывается буквально все. Тренировка по направленности, оптимизация тренировочного процесса, воспитание отдельных качеств и т.д. Не просчитывается только нервная система и психология, значение которой неизмеримо возросло. В этом плане, конечно, не только теннис, весь наш спорт будет испытывать отставание.
Спортивных психологов мало, система обучения почти отсутствует. Но это и есть резерв, чтобы достигать результатов. И с этой позиции, нам надо не опоздать. Именно в изменении системы тренировочного процесса. Почему? Потому что раньше все падало на плечи тренера в подготовке, а сейчас многие технологичные вещи используются как подспорье для тренера, они упрощают его работу. А мы в этом оснащении по всем видам далеко отстаем от других стран. Но это уже вопрос системы.
Я все-таки думаю, что настанет вскоре наше время. Вот, Вероника Кудерметова выиграла свои первые турниры. А сейчас Полина, ее сестра, по моим расчетам, должна выиграть Открытый Чемпионат Франции для игроков до 18 лет в этом году. Понимаете, нам ясно что надо делать и как делать. У нас нет естественного отбора, в силу отсутствия возможностей. И мы должны, как в СССР, работать точечно.
Проблемы в теннисе у нас такие. Талантов много, это факт. Есть большое количество 14-летних игроков, и мы должны отправить их в академии различные, чтобы они совершенствовались. Потому что в средней полосе России летний тренировочный процесс – всего 5 месяцев. Все остальное время занятия проводятся только на крытых кортах. И вот, если мы всех 14-летних оставляем на крытых кортах, значит, не будет места для 12-летних, потому что на них уже нет базы. Понимаете, мы вообще живем в другом измерении.
Поэтому, с позиции точечной работы, есть и ошибки, есть и определенные провалы, мы это знаем. Но, несмотря на это, с 80-х годов мы постоянно находимся в тройке сильнейших стран мира. И в других странах удивляются, как у нас это вообще получается. У меня раньше формула была, когда мы выезжали на матчи. По моим подсчетам, в «Кубке Дэвиса», мы выиграли примерно 21 «не свой матч», а проиграли всего один «свой». У нас, наверное, лучший процент по этому показателю. И когда меня часто спрашивают на Западе, как вам это удается, я отвечаю: у нас есть простая формула - надо вас опустить до уровня нашей игры и обмануть (смеется). И мы с блеском с этим справляемся.
Помню, на пресс-конференции в США, мы там играли «Кубок Федерации», меня спросили, как я могу объяснить, что нашим девушкам удается выигрывать так часто. Я ответил – потому что русские женщины самые лучшие в мире (смеется).
Это дается благодаря и научной группе, которая со мной работает с 76 года. Мы знаем, наверное, больше других. И не потому, что мы лучшие по знаниям, просто, мы были поставлены в такие условия, что приходилось все время что-то искать, и находили же. В такой ситуации результат обязательно будет.
Еще одна моя простая формула: мало денег – один чемпион, много денег – много чемпионов. И, невзирая на все условия, при отсутствии денег, сопоставимых с крупнейшими теннисными странами, все равно делаем чемпионов. Если знаний нет, то и не было бы их. В мире в теннис играет 211 стран и конкуренция такова, что если сопоставлять бюджеты, то, конечно, мы первые в этом плане, по нашей эффективности в работе. Почему? Потому что если взять, например, США, то ни одного американца нет в ТОП-30 у мужчин. А у нас четыре человека. У американцев более 200 миллионов долларов имеет Федерация прибыль в год, а мы – 7. Вот такой расклад. Соизмеримый с американцами бюджет имеют Австралия, Китай, Франция, Великобритания.
- Сейчас все мы с удовольствием наблюдаем, как вернулась Елена Веснина. Вы ранее говорили, что много с ней беседовали с прицелом на Игры в Токио. Как бы вы могли оценить перспективы Лены на Олимпиаде, с учетом того, что, видимо, до конца нет понимания, с кем она сыграет в паре.
- Мы пытались сделать так, чтобы она попробовала играть пару с Верой Звонаревой и Вероникой Кудерметовой. С Вероникой, однако, такая ситуация, она еще в прошлом году договорилась с другой партнершей. Но у нас впереди еще есть турниры в Риме, Открытый чемпионат Франции, летняя серия. Мы попробуем ряд разных комбинаций, но выбор за Весниной.
Дело в том, что у женщин еще не понятно, кто сыграет в Токио. Конечно, Кудерметова, почти наверняка, попала на Игры. Но у нас 6-7 человек претендуют на 4 места на Олимпиаде. Гарантия попадания – ТОП 75 рейтинга WTA, но у нас там может быть как раз 6-7 человек. И вот между ними идет борьба. После окончания «Ролан Гаррос» будет известно. Все может решиться в последний момент. И что касается Лены, у нее защищенный рейтинг первой ракетки мира. С ней любая может играть, невзирая на рейтинг.
- Раз мы заговорили про Олимпиаду. Как вы относитесь к варианту переноса Игр?
- Перенос – это болезненный вариант. Олимпиада для спортсменов, надо это помнить. Нельзя их этого лишать, потому что у большинства спортсменов Олимпиада бывает один раз в жизни. Это в теннисе есть «Большой Шлем», Итоговые и т.д. А в других видах спорта так не получится. Нужно сделать все возможное, чтобы Игры состоялись, потому что спортсмен этим живет.
Что касается переноса Олимпиады в прошлом году. А какой был вариант? Это жизненная необходимость. Непроведение Игр – это шаг назад, потому что дальше встать на ноги сложнее. С позиции спонсоров, организаторов, обеспечения мероприятия. Потому что контракты подписаны, они должны работать. Ни одна Олимпиада без значительных средств состояться не может. А сейчас подписанные договора у МОКа, они на 8 лет вперед ведь, потому что были спаренные выборы стран-хозяек. И если заново создавать систему поиска спонсоров, это будет такая чехарда. Еще и несколько лет уйдет только на восстановление системы.
- Шамиль Анвярович, довольно часто можно услышать критику в адрес Федерации тенниса России. Она касается совершенно разных вопросов. Мало кортов, их недоступность, проблемы развития тенниса в регионах. Могли бы вы ответить?
- Безусловно. Во-первых, я считаю, что надо говорить о том, что делается, исходя из тех ресурсов, которые есть. С нашими ресурсами, вряд ли какая-либо страна что-то выигрывала. Но оценивать любой вид спорта надо не по медалям, а по развитию. Что мешает развитию тенниса? Я уже говорил, частично – это лето, которое длится только 5 месяцев, это нехватка крытых кортов. Большой урон нанесло определение опорных центров государством. Изначально их было 4. Я сейчас утрирую, конечно, но возникает такая ситуация, если опорных центра только 4, то в остальных регионах теннис развиваться не может, на это просто не выделяются деньги их регионального бюджета.
А что делать, чтобы теннис попал в список, чтобы регион стал опорным центром? Это, в первую очередь, поддержка губернаторов. Вот когда определили всего 4 опорных центра, мне пришлось проехать по 24 регионам и встретиться с губернаторами. Только чтобы заручиться их поддержкой. И стало 24, но на сегодня – 18. Это связано с проблемами, которые вызвала пандемия, финансовой несостоятельности региональной политики в нашем вопросе.
Иначе было невозможно. При всем при этом, благодаря РТТ, мы проводим более 3000 турниров в год в 52 регионах России. Соответственно, за счет этого есть развитие в регионах. Конечно, если бы был бюджет, как у шести ведущих стран мира, в районе 200 миллионов долларов, это были бы другие возможности. А при 7 миллионах достаточно сложно.
Мы развиваемся в теннисе так, как в СССР. Когда теннис не был олимпийским видом, а такие виды финансировались по остаточному принципу. Здесь надо говорить о системе спорта в целом.
В мире есть три системы, но мы не идем ни по одной их них. Плюс, теннис дорогой вид спорта по самоокупаемости объектов. Если строить 2-4 теннисных корта, то он не окупится никогда. Окупаемость начинается с 6 кортов. То есть большие объекты не в плане изощрений, а в плане учебно-тренировочной части. Ангарного типа, из легковозводимых конструкций. И у 6 кортов окупаемость 7-8 лет. Но любой бизнесмен, как правило, ищет быстрые деньги и быструю окупаемость. И это главный тормоз в развитии тенниса.
Никто пока не предложил лучшей системы. Мы любую воспримем, но реалии пока таковы. Что есть, то есть. Много лет мусолим эту тему, но никто ничего лучше предложить не может. В силу тех рамок, в которых мы находимся.
Давайте откровенно, в российском теннисе есть система, но нет возможностей адекватных ей. Не было бы системы, не было бы результатов.
Многие говорят, посмотрите на теннисистов российских, они везде тренируются, только не в России. Но никто не говорит, что в основном там в этих академиях и пропадают. Мы вынуждены рано отпускать ребят. Главная задача – чтобы никто не пропал, чтобы система подготовки была с первых шагов до 18 лет. Потом их можно выпускать, и они уже едут совершенствоваться. У нас, в основном, подготовка идет до 14 лет. Потому что дальше – нет возможностей. И мы теряем вот эти 4 года. И многие за этот промежуток, с 14 до 18, пропадают. К сожалению, такова ситуация.
- И еще одна тема. У нас есть великолепная четверка у ребят, которая входит в ТОП-30. Однако, за ними особенно никого и нет, кто имел бы перспективы подняться на высокий уровень. Кто-то в силу возраста, кто-то по другим причинам. С чем связан такой разрыв?
- Прежде всего, он связан с нашими возможностями. Если взять статистику за последние 15 лет, по нашему молодежному и юношескому составам, 12-18 лет, мы всегда а лидерах в Европе. Выигрываем, по-моему, все 15 лет. А дальнейший рост – это вопрос наших возможностей , которые мы уже обсудили.
Он связан и с точечной работой. У нас сейчас экспериментальная группа - 72 человека, мы не можем их всех финансировать. У нас 17 человека играет за Казахстан.
Талантливой молодежи очень много. Но, например, на Западе, если игрок в ТОП-200, он постоянно выступает, а у нас если в ТОП-200, он не имеет возможности играть, просто нет денег на это. А мы не можем их в полном объеме финансировать. Поэтому такой разрыв и есть.
Но с позиции точечной работы, у нас есть Алибек Качмазов, который играет. Есть Егор Горин, есть Роман Харламов. Ребята есть, надо работать и тащить их. Чтобы не опоздать. Нужно работать точечно, по 5-6 часов в день. Но опять же возникает вопрос: где в Москве провести работу 6 часов, на какой базе? Чтобы приехать, потренироваться, потом отдохнуть, выйти на вторую тренировку. У нас ведь, если ты доехал до тренировки и уехал назад, то уже не вернешься. Нет ни одной базы, где можно бы сделать весь необходимый объем тренировочного процесса.
По тем знаниям, которые у нас есть, полноценный процесс изо дня в день. У нас сейчас половинчатый процесс. И это в столице! Нет точки опоры. И, несмотря на это, мы кувыркаемся наверху (улыбается).
